Том 7. Избранные письма



Письмо 368

Описание одного из своих поэтических вдохновений и утешительное слово семейству, потерявшему отца семейства

Христос Воскресе, и воистину воскресе! Многолюбез­нейший, бесценнейший Федор Петрович!

Получив письмо Ваше, я долго беседовал с ним: оно и поныне постоянно лежит на столике близ моей кровати. На ней провожу большую часть времени; одно у меня занятие – лежание: таков удел больнаго. Часто я перечитывал глубокое письмо – эту исповедь души Вашей, переносился мыслию к Вам. И вот – на днях – по обычаю один я в келии, по обычаю лежу: внезапно и живо представилось мне, что я на могиле Константина Федоровича – вместе с Вами, со всем Вашим семейством... Как будто послышался голос Констан­тина Федоровича! Овладело душою моею чудное, неожидан­ное вдохновение: вскакиваю с кровати, тороплюсь начертать на бумаге мысли, представшие мне в многочисленном, очаровательном сонме. Когда я переводил их на бумагу, – рука едва поспевала изображать то буквами, то кой-какими знаками и намеками, кипящие ключем мысли, перемешивающияся с еще более чудными, тихо и насладительно волну­ющими душу ощущениями. Потом я перечитал исчерканный листок, – вижу: это – не моя собственность. Отрадное, утешительное вдохновение низошло ко мне не для меня одного: оно принадлежит Вам более, чем мне. Посылаю его Вам вместо краснаго яичка. Вы получите, прочитаете его в дни Святыя Пасхи. Пусть другия встречают праздник в шумных увеселениях: для Вас послужит услаждением «Слово из вечности». Это – беседа таинственно-послышавшагося мне голоса.

Слово из вечности

«Отец мой! мать моя! супруга моя! сестры мои! родные и друзья мои! вы все стеклись к моей одинокой могиле, – в молчании, с поникшими главами, окружили ее. Безмолвно, одними помышлениями и чувствованиями вы беседуете с безмолвствующим жителем гроба. Сердца ваши – фиалы неисцельной скорби. Потоки слез льются из очей ваших; из потоков слез пролившихся рождаются новые слезные потоки: печали – дна нет, слезам нет конца.

Младенцы – дети мои! и вы здесь у камня могильнаго, у камня надгробнаго. И на ваших глазах навернулись слезки, – а сердце ваше почти не знает, о чем плачут очи, подражающие очам вашей матери, очам отца моего, очам моей матери. Вы любуетесь камнем надгробным, камнем светящимся, мрамо­ром белоснежным; вы любуетесь надписью из букв золотых; а они – этот мрамор и эта надпись – провозвестники вашего ранняго сиротства.

Отец мой! мать моя! супруга моя! родные и друзья мои! что вы стоите так долго над моей могилой, над хладным камнем, хладно стоящим на страже гробовой? Уже давно охладело мое бездыханное тело, – возвращается, по узако­нении Творца, в свою землю, разсыпается в прах... Какие тяжкие думы вас объемлют, удерживают на могиле моей?... Служители алтаря принесли к ней молитву о упокоении моем, возгласили мне вечную память в спасающем и упокоевающем меня Боге. Они отошли от могилы безмолвной; идите и вы: вам нужен покой после подвигов тела и души, умученных скорбию.

Вы нейдете?... вы здесь... вы – как-будто приковались к месту моего погребения!... В молчании нерушимом, – с думой, для которой нет объяснения, – и сердцем, в котором обилием скопившихся чувств поглощается определенность чувства, вы не отступаете от могилы влажной, от камня – памятника безчувственнаго... Что надо вам? вы – из-под камня, из недр могилы мрачной как-будто ожидаете моего голоса.

Нет этого голоса: вещаю – одним молчанием. Тишина нерушимая – удел кладбища. Прахи мертвецов говорят без слов: тлением осуществленным возглашают громкую пропо­ведь, убедительное увещание к живущим, мятущимся, шу­мящим на земной поверхности искателям тления.

И есть еще у меня голос! и говорю с вами! и отвечаю на ваши неизъяснимыя думы, на ваши непроизнесенныя и неизглаголенныя вопросы. Послушайте меня! отличите мой голос в общем, едином голосе, которым говорит вечность к времени. Глагол вечности – один, неизменяемый, непреложный. В ней нет переменчивости: в ней день един, сердце едино, мысль одна. Соединяющий все во едино – Христос. Оттуда голос – один.

В этом едином голосе, которым говорит вечность, отли­чите мой голос! Неужели вы, родные мои, не узнаете моего голоса? Мой голос в общем голосе вечности имеет свой отдельный звук, как голос струны в общем аккорде многоструннаго, гремящаго фортепиано.

Вещал вам голос вечности, вещал с времени крещения, как и прочим Христианам, когда вы были еще неспособны внимать ему. Голос вечности! увы, – мало внимают тебе в шумной земной гостинице! То младенчество наше препятст­вует внимать тебе; то заботы, развлечения житейские препятствуют внимать тебе. А ты – неумолкаешь: говоришь – говоришь, – и, наконец, чрез посланника своего – смерть требуешь и внимательнаго и невнимательнаго слушателя к отчету в внимании святым словам вечности, святым словам Бога.

Чтоб голос вечности имел для вас особенный отголосок, способный пронзить ваше сердце, привлечь к словам спасе­ния все внимание ваше, Бог причислил меня к говорящим из вечности. Мой голос слился с общим голосом небожителей; для прочих жителей земли я мертв, безгласен, как и другия мертвецы. Но для вас я жив, – и, мертвый, говорю слово спасения лучше, нежели как сказал бы его, живя между вами и вместе с вами гоняясь за призраками благ, которыми тление обманывает и губит странников земных.

Бог – милостив безконечно. Ах! если б было нужным и полезным, – внезапно из-под тяжкаго камня, из тьмы могильной отозвался бы я вам!.. Но Небо признало частный голос из вечности излишним. И какой голос из вечности уже не лишний, когда Бог благоволил, чтоб не только Моисей и Пророки, но Сам единородный Сын Его возвестил земле волю Его, возвестил ей уставы святой, блаженной вечности? «Имут Моисеа и пророки: да послушают их», – ответ был Неба просившему голоса умерших для спасительной проповеди живущим на земле плотскою жизнию, гибнущим душевною, вечною смертию. «Аще Моисеа и пророки не послушают, и аще кто от мертвых воскреснет, не имут веры» (Лк.16:29–31).

А ты, товарищ мой – мертвец, но еще с живым словом в устах?.. вот – отец мой, мать моя, супруга моя, родныя мои... Не могу говорить с ними иначе, как общим словом вечности. В этом слове они слышат звук и моего голоса... да! они слышат его!.. Но нет у меня отдельнаго, частнаго слова... Товарищ мой! из общих наших сокровищ вечности, скажи им за меня простое, необходимейшее для них слово: «Земная жизнь – мгновенное, обманчивое сновидение. Вечность – неизбежна... Есть и бедственная вечность!.. Стяжите веч­ность блаженную вниманием, послушанием всесвятым сло­вам и заповеданиями всесвятаго Бога... и приходите ко мне на светлый вечный Праздник, каждый в свое, самим и единым Богом непостижимо-назначенное время».

Архимандрит Игнатий.

30 марта 1848

Поделитесь с друзьями в социальных сетях: