Том 7. Избранные письма



Письмо 25

К АФОНСКОМУ МОНАХУ СЕРАФИМУ.

О значении наставника в обучении умной молитве и о других вопросах

Ваше Высокопреподобие

Возлюбленнейший о Господе Отец Серафим! Сердечно благодарю Вас, что Вы на Святой Горе Афонской вспоминали о иноках, живущих близь шумной столицы, в монастыре, который тщетно называется Пусты­нею. О постигших Вас скорбях я узнал отчасти от о. Архи­мандрита Иоанна, Инспектора здешней Духовной Акаде­мии. И кто из проплывающих житейское море не бывает орошен волнами его? Особенно если пловец – безответный инок.

Когда Вы были в Санкт-Петербурге, я сердечно желал видеть Вас наедине: потому что наедине надеялся побеседо­вать с Вами о глубинах монашескаго жительства, вероятно, имеющаго еще достойных делателей еще на горе Афонской, несмотря на общее ослабление, которому подверглось мона­шество все и повсюду. Но я не сподобился сего: Вас сопровождало общество такого настроения, при котором должно, по наставлению некоторого великаго Отца, скры­вать таинственное монашеское сокровище. Вы молчали, потупя взор, как Израильтянин на Реках Вавилонских, а тот, кто сказал, хотя сказал и немногое, увидел впоследствии, что сказал излишнее и неуместное. По сей причине, хотя я и имел счастье видеть Вас лицем к лицу, но знаю Вас единственно по прекрасной книге Вашей, и столько, сколько Вы захотели показать себя всей вообще читающей публике. Такое не­удовлетворительное сближение с Вами меня огорчило; но я утешил себя мыслию, что Божий Промысл часто не допускает исполниться и таким желаниям нашим, которые по наружности кажутся благими. В заключение этого длинного предисловия, должен я сказать само собою выте­кающую истину, известную всем, сколько-нибудь внима­тельным инокам: причина откровенности о предметах духов­ных, – доверенность к наставляющему лицу, а доверенность к лицу внушается точным познанием лица. «Господи! К кому идем? – говорит Святый Петр Спасителю, – Глаголы живо­та вечного имаши, и мы веровахом и познахом, яко Ты еси Христос, Сын Бога Живаго» (Ин.6:68, 69). Напротив того: «Кому не извещавается сердце, тому не открывай его», – говорит великий наставник иноков Преподобный Пимен, Египетский Пустынник. Судите ж сами: зная Вас так мало, какую могу я иметь степень доверенности к Вам? Итак, первый мой недуг, который я должен обнажить пред Вами, есть мое маловерие – маловерие не к самой умной молитве, нет! Это таинственное небо, на которое выходят одни чистые сердцем для Богозрения, видится очами ума моего, хотя и пребывает для них невидимым: оно скрывается от них чудною, прозрачною, непостижимою синевою своею, в которой они мнят видеть его. Я страдаю маловерием к Вам. Исцелите меня от этого недуга. Такое исцеление – дело возможное. Многие маловерные обратились в ревностно верующих: всемогущая истина совершила их обращение. И не обидьтесь моим признанием в маловерии к Вам! Лествичник говорит в 4-й степени «Имуще о Господе выю свою подклонити разумом убо и словом смиренномудрия, соделаем известно спасение наше иному о Господе вверяти; прежде всхода, убо, аще кое лукавство и разум у нас есть, кормчаго онаго истязуем и испытаем, и, да тако реку, искусим: да не на корабленника яко кормчия, и на недугующаго яко на врача, и на страственнаго яко на бесстрастна, и на пучину яко на пристанище нападше, готово обрящем себе истопление». Если это дозволяется и советуется святыми Отцами вновь вступающему в монастырь: то тем более оно позволительно и даже необходимо для укосневшаго значи­тельное время в монашестве, к сожалению, крайне малоплод­ном. Опасен недостаточный наставник при обучении новоначальнаго благим нравам и первым правилам монашескаго жительства: тем опаснее он для дерзающаго слышать учение о великом таинстве умной молитвы, ведущей Христианина к сокровенному, вместе существенному и вполне ощутитель­ному соединению с Богом. Имеете ли Вы, возлюбленнейший отец, в виду опытнаго Старца в обителях Святой Горы, на духовный разум которого Вы могли бы положиться? Слово «духовный» употреблено мною здесь не слегка, как оно употребляется в новейших писателях, но в том смысле, как оно употреблялось Святым Апостолом Павлом, а за ним и всеми аскетическими писателями нашей Церкви, из которых Преподобный Григорий Синаит говорит: «Не всех бо есть наставити и инех, но имже дадеся Божественное разсуждение, по Апостолу, разсуждение духов, отлучающее горшее от лучшаго мечем слова. Кийждо бо свой разум и разсуждение естественно или деятельно или художественно имать, а не все духовное»[1]. Хотя мы и крайне омрачены по причине нашего слабаго жительства, но признаем и исповедуем, что ни естественное, ни деятельное, ни художественное разсуж­дение не могут поднять выше чина душевнаго разума, как бы они не были сильны и блестящи, даже благонамеренны и благочестивы[2]. Итак имеете ли в виду духовнаго Старца? вот тот вопрос, который по милостивому дозволению Вашему представляет Вам мои вопросы, считаю начальным и первым из всех вопросов. И святые Отцы признают таковым этот вопрос. «Прежде всех, – говорят они, – избери себе старца с совершенным, по священному тайноучению, отречением и повиновением непритворным и совершенным, сиречь потщися обрести наставника и учителя непрелестна»[3]. Тоже говорят почти все аскетические православные наставники; но большая часть из них жалуется на скудность истинных наставников. В 15-м веке, когда жил наш Преподобный Нил Сирский, посетивший Афонскую гору и заставший там разсадник умных делателей, насажденный Преп. Григорием Синаитом: тогда уже истинный наставник умной молитвы признавался важною редкостию, чтож сказать о нашем времени? Сердца всех привлечены, как и Вы находите и чему пример Вы видели в нашей Пустыни, к внешней красоте; внутренняя духовная красота, а потому филокалия, содержащяя учение о приоб­ретении сей красоты, остаются в стороне. Впрочем, некото­рые монашествующие у нас в России занимаются умною молитвою, и не без успеха. Таковых случалось мне видеть и беседовать с ними. Случалось видеть – увы! – прельщающихся и прельщенных, совлекаемых с прямаго и истиннаго пути страстями душевными и телесными. Хотя я и должен сознавать себя прельщенным, убеждаясь в таковом бед­ственном состоянии многими во мне действующими страстя­ми, которым, очевидно для совести моей, работаю явно делами и словами, неявно помышлениями и чувствованиями; однако признаю справедливым опасение впасть, а что еще хуже, самопроизвольно вдаться в большую прелесть. Свой­ственно тому, кто поражен многими болезнями, опасаться впадения в тягчайший недуг? свойственно тому, кто по шею погряз в болоте стремиться, чтобы не уйти в него и с головою!

Затем, предложив Вам первый мой вопрос и понуждае­мый самым окончанием листа к окончанию письма, прошу Ваших святых молитв на подкрепление многочисленных немощей моих, и – буду ожидать Ваших назидательных строк, которых не лишите Вашего покорнейшего послушника.

10 июня 1851 Сергиева Пустынь


1) Смотри статьи о прелести, идеже и о иных многих предметах

2) Cв. Исаака Сирскаго слова 26, 27, 28-е

3) Каллист и Игнатий гл. 14

Поделитесь с друзьями в социальных сетях: