Святоотеческая традиция умного делания в духовном опыте Святителя Игнатия, епископа Кавказского

Для человека, облеченного плотью, духовный мир есть глубина неизмеримая. Наш путь к Небу пролегает чрез невидимые стремнины и пропасти, предугадание и обнаружение которых бывает выше способностей нашего слабого разума. Поверженное на землю сердце не всегда прочувствует, что в душевном делании под видом света явит ему тьму и мрачные узы. Со времен падшего праотца род человеческий находится в прелести, в обольщении ложью, падшими духами.По словам свт. Игнатия, «прелесть есть повреждение естества человеческого ложью. Прелесть есть состояние всех человеков, без исключения, произведенное падением праотцев наших. Все мы – в прелести… Все мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, нуждаемся в освобождении истиною. Истина есть Господь наш Иисус Христос (Ин.8:32; 14, 6)»[1]. Нам, ищущим жизни в Истине, необходимо отвергнуться лжи, лжи невидимой, а значит, необходимо знать, какие ошибки нас могут поджидать при прохождении умного делания. Духовный опыт Святителя проливает свет на все возможные тайные препятствия, возникающие при совершении душевного делания, вскрывает их причины, предохраняет от них, прокладывая тем самым путь к правильному совершению умного делания.

7.1. ДОВЕРИЕ ПОМЫСЛАМ И ОЩУЩЕНИЯМ

По свт. Игнатию, началом всех зол и началом самообольщения является принятая ложная мысль, доверие всем помыслам и ощущениям, рождающимся в нашем испорченном естестве. Мир падших духов действует на нас чрез приносимые нам помыслы и сердечные ощущения. Падшие ангелы пытаются примешать свое действие к действию нашего собственного естества, и нередко доверившийся собственным мыслям и чувствам доверился лжи и бесовскому обману.

«Ум наш, – пишет свт. Игнатий, – имеет способность мышления и способность воображения; посредством первой он усваивает понятия о предметах, посредством второй усваивает себе образы предметов. Диавол, основываясь на первой способности, старается сообщить нам греховные помыслы, а основываясь на второй способности, старается запечатлеть соблазнительными изображениями»[2]. Так описывает это прп. Исаак Сирин: «Враг знает, что победа человека, и поражение его, и сокровище, и защита его, и все у подвижника заключается в помысле его, и совершается в краткое мгновение, только бы помыслу подвигнуться с места, и с оной высоты снизойти на землю, и произволением на одно мгновение показать свое согласие, как и случилось это со многими из святых при мечтательном представлении красоты женской»[3]. Поэтому падшие ангелы вкладывают в нас помыслы, мечтания и ощущения, принимаемые нами как наши собственные. Они влекут нас к сочувствию греху, пытаются осквернить всякую добродетель своей примесью, возжигают в нас желание страстей. Греховные помысл и чувство, будучи усвоены, лишают нас духовной свободы, постепенно порабощают нас падшим ангелам. «Греховные и суетные помыслы, мечтания и ощущения, – говорит свт. Игнатий, – тогда могут несомненно повредить нам, когда мы не боремся с ними, когда услаждаемся ими, и насаждаем их в себя. От произвольного содружества с грехом и от произвольного общения с духами отверженными зараждаются и укрепляются страсти, может вкрасться в душу неприметным образом прелесть»[4]. Так же предостерегает и св. Исаак Сирин: «Когда посевается в тебе лукавый некий помысл, или из числа сих издалека приходящих, или из числа предзанятых тобою прежде (прежний впечатлений), и часто появляется в уме твоем, тогда за верное признай, что скрывает он тебе сеть»[5]. О том же, что вражьи помыслы кажутся нам нашими собственными, прекрасно изъясняет прп. Макарий Великий: «Прившедший грех, как разумная некая сила и сущность сатаны, посеял всякое зло: он тайно действует на внутреннего человека и на ум, и борется с ним помыслами; люди же знают, что делают сие, побуждаемые чуждою некою силою, напротив того, думают, что это естественно, и что делают сие по собственному своему рассуждению»[6]. Необходимо учитывать и пояснение блж. Диадоха Фотикийского, почему сердце иногда рождает недобрые помыслы: демоны всевают в душу свои помыслы, а мы, услаждаясь ими, усваиваем их себе; от этого память о помыслах запечатлевается в сердце, которое и производит их затем из себя[7]. Причем вначале, по свт. Игнатию, грех, прелесть укореняется в образе мыслей человека, извращает его, а затем распространяется и на сердечные ощущения[8]. Познаются приносимые врагом помыслы и ощущения по производимому ими в душе действию смущения, недоумения или же высокоумия, тщеславной радости, самодовольства, мнимо высоких разумений, они всегда отвлекают подвижника от внимательной молитвы, лишают его покаяния[9]. Уместно привести здесь следующие слова св. Исаака Сирина: «Смущение, если только возможно, прилично будет назвать колесницею диавола, потому что сатана имеет всегда обычай, подобно ездоку, восседать на ум, брать с собою кучу страстей, с ними входить в несчастную душу и погружать ее в смущение»[10]. Как замечает прп. Григорий Синаит, «бесовские действа суть – надмение, высокоумие, устрашение и всякое зло»[11]. «Все, приходящее в душу, говорят отцы, чувственное ли то, или духовное, коль скоро сомневается в нем сердце, не приемля его, не от Бога есть, но послано от врага»[12]. Подобно же учат свв. Иоанн Лествичник[13] и Паисий (Величковский)[14].

7.2. ДЕЙСТВИЕ ВООБРАЖЕНИЯ

Уму нашему, как постоянно находящемуся среди предметов видимого мира, свойственна способность воображения. Предметы внешнего мира, все, предлежащее телесному чувству зрения, запечатлевается в уме посредством образов. И когда мы думаем о чем-либо земном, вспоминаем что-либо из когда-то виденного нами, в нашем сознании естественно возникают образы. Но в жизни духовной, когда мы душой устремляемся в область нематериальную, в мир духовный, действие воображения бывает крайне опасным.

Свт. Игнатий замечает, что образы, впечатления видимого мира являются стеной между нашим умом и чистой страной Святого Духа, они препятствуют уму нашему достичь Святого Духа[15]. «Самый опасный неправильный образ молитвы, – пишет свт. Игнатий, – заключается в том, когда молящийся сочиняет силою воображения своего мечты или картины, заимствуя их повидимому из Священного Писания, в сущности же из своего собственного состояния, из своего падения, из своей греховности, из своего самообольщения, – этими картинами льстит своему самомнению, своему тщеславию, своему высокоумию, своей гордости, обманывает себя. Очевидно, что все сочиняемое мечтательностию нашей падшей природы, извращенной падением природы, не существует на самом деле, – есть вымысел и ложь, столько свойственные, столько возлюбленные падшему ангелу. Мечтатель, с первого шагу вступает в область лжи, в область сатаны, подчиняется произвольно влиянию сатаны»[16]. Прп. Антоний Веливий предупреждает, что если кто говорит, что видит Господа, как видели Его и апостолы – тот находится в прелести[17]. Прекрасно рассуждает об этом прп. Нил Синайский: «Берегись сетей вражеских: ибо бывает, что когда молишься чисто и безмятежно, вдруг предстанет тебе какой-либо образ странный и чуждый. это враги делают, для того, чтобы ввести тебя в самомнение, внушив мысль, что тут Божество (явилось тебе), – а далее и для того, чтобы ты подумал, будто подобно этому, внезапно явившемуся тебе и Божество количественно (занимает место, протяженно, имеет части), тогда как Божество ни количества, ни вида не имеет»[18] Прп. Нил Синайский объясняет, каким образом совершается это бесовское обольщение: «Когда ум начнет наконец чисто и бесстрастно молиться, тогда демоны наступают на него уже не от шуиих , а от десных: представляют явление будто славы Божией, и какое-либо образное представление, чувству приятное, так что ему покажется, будто он совершенно достиг уже цели молитвы. Это, как сказал один, знающий дело муж (Еваргий), бывает от страсти тщеславия, и от бесовского прикосновения к известному месту мозга и от потрясения (или воспаления) в нем жил. Думаю, что демон, касаясь сказанного места, как хочет, превращает свет, который около ума; от этого тщеславие подвигается на помысл, понуждающий ум легкомысленно присвоять себе Божественное и существенное ведение. Так как его не тревожат плотские нечистые страсти, а он чисто предстоит в молитве, то ему никак не думается, чтобы тут бвло какое-либо вражеское действие, – и он уверяется, что есть точно Божественное явление, тогда как оно произошло от демона, который, крайнюю употребляя хитрость, чрез мозг, как мы сказали, изменяет сопряженный с умом свет и его самого образует (ему самому дает образ, – или то и то заставляет воображать)»[19]. Воображаемые или принимаемые возникающие в уме образы Спасителя, Божией Матери, ангелов, святых, всего относящегося к области мира духовного не есть действительная принадлежность мира духовного, а есть лишь наше представление о нем, наше мнение и воображение, не есть истина, а лишь личина истины. Свт. Игнатий говорит о том, что сочиняемые изображения мира невидимого делают ум как бы вещественным, переводят его из страны Духа и Истины в страну вещества и лжи. При этом сердце оказывается неспособным к покаянию, поскольку оно начинает услаждаться образами мнимодуховного мира. Если человек укосневает в таком состоянии, «то являющиеся ему образы получают чрезвычайную живость и привлекательность. Сердце при явлении их начинает разгорячаться и наслаждаться беззаконно, или, по определению Священного Писания, прелюбодействовать (Пс.72:73). Ум признает такое состояние благодатным, божественным: тогда – близок переход к явной прелести бесовской, при которой человек теряет самовластие, делается игралищем и посмешищем лукавого духа»[20].

В пример подобной прелести свт. Игнатий приводит «духовные упражнения» Игнатия Лойолы, учредителя католического ордена иезуитов. Лойола, по собственному признанию, мог только захотеть и употребить некоторое усилие, как его взору тут же являлись ад или рай[21]. Свт. Игнатий утверждает, что «истинным святым Божиим видения даруются единственно по благоволению Божию и действием Божиим, а не по воле человека и не по его собственному усилию, – даруются неожиданно, весьма редко, при случаях особенной нужды, по дивному смотрению Божию, а не как бы случилось»[22]. Святитель указывает на то, что неправильному действию ума всегда сопутствует действие падших ангелов, которые и сообщают человеческому воображению особую красочность. Такой вид самообмана и прелести увенчивается умалишением, крайним повреждением души, поскольку с самого же начала воображательная молитва не возводит человека к Богу, а погружает его в призраки, лжеобразы истины[23].

7.3. ДЕЙСТВИЕ МНЕНИЯ

Ошибкой малоприметной, но одной из опаснейших в умном делании, является неправильное действие сердца. Сердцу свойственно чувствовать, ощущать, и если чувства сердца при умном делании займут неправильный порядок и строй, то это влечет за собой гибель души.

Свт. Игнатий обращает внимание на то, что в нашем состоянии падения и удаленности от Бога, единственно дозволенным сердцу чувством в душевном делании и должно быть чувство нашей падшести, чувство покаяния, печали о грехах. Ошибочно отнимать «у сердца заповеданное ему Самим Богом, существенно и логически необходимое для сердца чувство покаяния, и усиливаться раскрыть в сердце, в противность порядку, в противность установлению Божию, те чувствования, которые сами собою должны явиться в нем по очищении покаянием, но совершенно в ином характере»[24]. Сердце создано для чувств духовных, для того, чтобы быть обителью Бога, иметь к Нему непрестанную любовь. Но пока в нашем сердце живет грех, пока нашего сердца касаются хотя бы малейшие нечистые чувства, оно, как знакомое лишь с плотскими и душевными ощущениями, не имеет никакого понятия о чувствах духовных, благодатных. Поэтому «сердце, усиливаясь вкусить Божественную сладость и другие Божественные ощущения, и не находя их в себе, сочиняет их из себя, ими льстит себе, обольщает, обманывает, губит себя, входя в область лжи, в общение с бесами»[25].

По свт. Игнатию, никак нельзя в духовной жизни стремиться к поиску ощущений сердца святых, благодатных, Божественных. Стремление насладиться этими чувствами когда-нибудь произведет в душе мнение, что благодатные ощущения уже достигнуты. Под видом чувства благодатного сердце породит тончайшее тщеславие, которое принесет сердцу кажущееся утешение в наслаждении самим собой[26]. Здесь действует наслаждение именно самим собой, поскольку мнимо духовное чувство создано самим неочищенным сердцем. Отсюда неправильное действие сердца и называется мнением, что «одержимый этою прелестию мнит о себе, сочинил о себе «мнение», что он имеет многие добродетели и достоинства, – даже, что обилует дарами Святаго Духа. Мнение составляется из ложных понятий и ложных ощущений: по этому свойству своему, оно вполне принадлежит к области отца и представителя лжи – диавола. Молящийся, стремясь раскрыть в сердце ощущения нового человека и не имея на это никакой возможности, заменяет их ощущениями своего сочинения, поддельными, к которым не замедляет присоединиться действие падших духов»[27]. Так, согласно св. Марку Подвижнику, кто говорит, что не имеет нужды в покаянии, тот считает себя праведным, и значит, чрез это мнение о своей праведности совокупился со страстями самомнения и кичливости[28]. Прп. Макарий Великий замечает, что если даже кто имеет благодать Святаго Духа, но успокаивается этим и удовлетворяется самим собой, тот потеряет все[29]. Также замечает прп. Нил Синайский, что если инок принимает возникающие в сердце славолюбивые помыслы, он не далек от глубокого повреждения души[30].

«Зараженные прелестию «мнения» встречаются очень часто, – говорит свт. Игнатий. – Всякий, неимеющий сокрушенного духа, признающий за собою какие бы то ни было достоинства и заслуги, всякий не держащийся неуклонно учения Православной Церкви, но рассуждающий о каком-либо догмате, или предании произвольно, по своему усмотрению, или по учению инославному, находится в этой прелести»[31]. Свт. Игнатий особенно много говорит о ложном действии сердца – мнении, как более распространенном и менее приметном. Этот вид прелести может обойтись без действия воображения, мнение «довольствуется сочинением поддельных благодатных ощущений и состояний, из которых рождается ложное, превратное понятие о всем вообще духовном подвиге»[32]. Мнение выражает себя в том, что человек, часто незаметно для самого себя, уверен в своем духовном достоинстве, мечтает о присутствии в себе добродетелей. Просто в человеке живет ложное ощущение себя добродетельным. «Отсутствие плача, насыщение самим собою и наслаждение своим, мнимо – духовным состоянием обличают гордость сердца»[33]. «Все грехи мерзостны пред Богом, но мерзостнее всех гордость сердца», – учит прп. Антоний Великий[34]. Прп. Марк Исповедник определяет страсть гордости как непризнание Божией помощи и человеческой немощи, отсюда «гордость есть Божественного и человеческого знания лишение»[35]. И наиболее удивительно, наиболее пагубно здесь то, что одержимый гордостью мнит себя смиренным, «ложное смирение видит себя смиренным: смешно и жалостно утешается этим обманчивым, душепагубным зрелищем»[36]. Прекрасно в этом отношении учит св. Исаак Сирин: «Совершенно смиренномудр тот, кто не имеет нужды мудрованием своим изобретать способы быть смиренномудрым, но во всем этом совершенно и естественно имеет смирение без труда; и хотя приял он в себя некое дарование великое и превышающее всю тварь и природу, но на себя смотрит, как на грешника, на человека, ничего не значащего, и презренного в собственных своих глазах»[37].

Мнение часто выражает себя, по свт. Игнатию, и в чувстве мнимодуховной любви к Богу. Нам дана заповедь о любви к Богу, к достижению ее направлена жизнь христианина. Но любовь есть венец, вершина всех добродетелей, она достигается после долгого пути очищения сердца покаянием, и Бога можно любить только сердцем очищенным, готовым к освящению Божественной благодатью. «Ощущение любви, которое приписывает себе грешник, непрестающий утопать во грехах, которое приписывает он себе неестественно и гордо, есть не что иное, как одна обманчивая, принужденная игра чувств, безотчетливое создание мечтательности и самомнения»[38]. Свт. Игнатий предостерегает от усилия при своих молитвах и богомыслии развить в себе особое чувство любви – нам никогда не достичь этого, покуда мы еще плотские или душевные, любовь – достояние святых, она – дар Божий, является не от наших усилий. «Напротив того, – говорит свт. Игнатий, – та любовь, которая принадлежит к числу наших естественных свойств, находится в греховном повреждении, объемлющем весь род человеческий, все существо каждого человека, все свойства каждого человека»[39]. «Единый истинный признак достижения любви, данный нам Самим Святым Духом, есть явное присутствие в нас Святаго Духа. Тот, кто не соделался храмом Святаго Духа, да не льстит себе, да не обманывает себя: он не может быть обителию любви, он чужд ее»[40]. Таково же учение в этом вопросе и блж. Диадоха, он выражается дословно близко свт. Игнатию: «Любви духовной никто не может стяжать, если не просветится Святым Духом, во всей полноте ощутительно. Ибо если ум не приимет от Божественного света совершенного богоподобия, то хотя он все другие добродетели возъиметь может, но совершенной любви остается еще непричастным; потому что только тогда, как человек совершенно уподобится Божией добродетели (говорю о вместимом для человека подобии Богу), носит он и подобие Божественной любви»[41]. Также согласно свв. Исааку Сирину и Максиму Исповеднику, Божественная любовь возникает в душе при победе над страстями[42]. Никак не должно поэтому разгорячать в себе пламя вещественной любви к Богу, приводить в движение нервы, сочинять восторги, так как многие, в особенности же подвижники католические, приняв естественную любовь за Божественную, развили ее до состояния исступления и приняли это состояние за действие благодати и святости.

Свт. Игнатий обращает внимание на то, что подверженный мнению «постоянно сочиняет мнимодуховные состояния, тесное дружество со Иисусом, внутреннюю беседу с Ним, таинственные откровения, гласы, наслаждения, зиждет на них ложное понятие о себе и о христианском подвиге, зиждет вообще ложный образ мыслей и ложное настроение сердца, приходит то в упоение собою, то в разгорячение и восторженность»[43]. Свт. Игнатий подвергает строгой критике распространенную в обществе латинскую книгу Фомы Кемпийского «Подражание Христу» именно за предложенное в ней мнение, будто бы истина может вещать в нас и наставлять нас сама собою, без звуков слов, каким-то неопределенным и неясным действием. Здесь есть гордое нежелание признать, что мы глубоко повреждены грехом, что в нас нет истины. Истина тогда лишь будет вещать внутри человека, когда он после долгого пути очищения соделается обителью Духа Святаго. До наступления же этого состояния всякое внутреннее вещание, тем более неясное, неопределенное, есть лишь действие утонченных тщеславия и сладострастия, сообщающих человеку наслаждение самим собой, и действие невидимого обольстителя[44]. «Ложь, хотя бы и облеклась в личину добра, пишет свт. Игнатий, – познается по производимому ею смущению, мраку, неопределительности, переменчивости, развлечению, мечтательности; или же она только обольщает сердце, – льстиво приносит ему довольство, упитательство собою, какое-то неясное, мутное наслаждение. И это наслаждение обольщенного сердца похоже на притворную тишину, которою прикрыта поверхность глубокого, темного омута, – жилища чудовищ… Обольстительное наслаждение питается самомнением, которое рождается от тонко действующего тщеславия, ослепляющего ум и сердце»[45].

Свт. Игнатий видит особую вредоносность мнения в том, что мечтающий о себе как о достигшем духовных достоинств и благодатных даров тем самым полностью закрыл себе доступ к стяжанию действительных добродетелей и благодати Божией. Прельщенный считает, что уже все приобрел, уже услаждается своим состоянием, чего ему еще искать? «Мнение не допускает быть мнимому»[46], – приводит Святитель слова св. Симеона, Нового Богослова. Собственные слова прп. Симеона таковы: «Как страшно мнение о себе, и думать: «Я что-нибудь значу!» Довольно подумать: «Я имею», – чтобы лишиться сего»[47]. Выразительные при этом слова прп. Макария Великого: «Горе той душе, которая не сознает язв своих, и по причине великой и безмерной порочности, не думает, что имеет какой-либо порок; ее не посещает и не врачует добрый Врач; потому что и не заботится она о язвах своих, почитая себя невредимою и здравою»[48]. В связи с этим, такую характеристику дает мнению свт. Игнатий: « «Мнение» состоит в присвоении себе достоинств, данных Богом, и в сочинении для себя достоинств несуществующих. Оно соединено с надеждою на себя, с хладным, поверхностным исповеданием Искупителя. Бог прославляется для прославления себя, как был прославлен фарисеем (Лк.18:11). Одержимые «мнением» по большей части преданы сладострастию, не смотря на то, что приписывают себе возвышеннейшие духовные состояния, безпримерные в правильном православном подвижничестве; немногие из них воздерживаются от грубого порабощения сладострастию, – воздерживаются единственно по преобладанию в них греха из грехов – гордости»[49].

7.4. ПРИНЯТИЕ ДЕЙСТВИЯ КРОВИ ЗА ДЕЙСТВИЕ ДУХА

Свт. Игнатий обращает внимание на то, что многие, ощутив расположение к душевному деланию, безрассудно предаются ему со всей ревностью и разгорячением, тогда как это наиболее плотские и кровяные разгорячение и ревность. Как усиленные умственные занятия, так и усиленный умственный подвиг, в особенности же понуждение себя к соединению ума с сердцем способно производить телесный жар, разгорячение. Разгорячает кровь и совершение поклонов ради числа, а также вообще телесный подвиг, если все усердие обращено только к нему. Разгоряченная кровь производит внутри тела вещественное тепло, которое почти всегда представляется человеку приятным, утешительным, сладостным. Но это тепло не вносит в душу ясности, не умиротворяет помыслов, не способствует покаянию, покою сердца в Боге, напротив, оно своим разгорячением возбуждает к деятельности, к деятельности ревностной, но беспокойной, заключающей в себе живость своего «я», кичливость собою[50]. Так учит об этом св. Исаак Сирин: «Ревность в людях признается не одним из видов мудрости, но одним из душевных недугов, а именно – она есть ограниченность в образе мыслей и великое неведение. Начало Божественной премудрости – скромность и кротость, которая свойственна великой душе и носит не себе немощи людей»[51].

«Всякое разгоряченное чувство, – пишет свт. Игнатий, – кровяное! Не сочти его усердием, ревностию по благочестию, любовию к Богу и ближним. Нет – это движение души, произведенное в ней нервами, кровию. А кровь приводится в движение душевными страстями, которые- орудия и цепи миродержца, его скипетр, – держава. Храни себя в глубоком мире, и отвергай все, нарушающее мир, как неправильное, хотя бы оно имело наружность правильную и праведную»[52]. Свт. Игнатий обращает внимание на то, что все греховные страсти имеют свое определенное влияние и действие на кровь, а посредством страстей на кровь действуют падшие духи. И гнев, и блудное разжение, и печаль, и уныние, и сребролюбие, и прочие страсти, каждая по-своему, действуют на кровь, создают тем самым определенное греховное состояние внутри человека[53]. В особенности же тонко, по свт. Игнатию, действует на кровь страсть тщеславия, являющаяся всегда с потерей сердцем духа покаяния, с потерей сознания своей глубокой падшести. «Тщеславие почти всегда действует вместе с утонченным сладострастием, и доставляет человеку самое тонкое греховное наслаждение. Яд этого наслаждения так тонок, что многие признают наслаждение тщеславием и сладострастием за утешение совести, даже за действие Божественной благодати. Обольщаемый этим наслаждением подвижник мало по малу приходит в состояние самообольщения; признавая самообольщение состоянием благодатным, он постепенно поступает в полную власть падшего ангела, постоянно принимающего вид Ангела светлого»[54]. Если кто посредством умного делания желает достичь каких-то духовных, благодатных дарований, а не ставит целью единственно покаяние, исцеление падшей природы, избавление от разлучающего нас с Богом греха, в том тщеславный замысел произведет определенное движение крови, которое представится как тепло Божественной благодати[55].

Именно в связи с влиянием страстей на кровь и с влиянием крови на состояние души свт. Игнатий приводит слова св. ап. Павла: «Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия» (1Кор.15:50)[56]. Такой совет предлагает Владыка: «Должно держать себя в состоянии ровности, тишины, спокойствия, нищеты духа, удаляясь тщательно от всех состояний, производимых разгорячением крови и нерв. – Не ударяй себя ни в грудь, ни в голову, для исторжения слез: такие слезы – от потрясения нервов, кровяные, не просвещающие ума, не смягчающие сердца. Ожидай с покорностью слез от Бога. Какой-то святый, невидимый перст, какой-то тончайший помысл смирения, коснется сердца – и придет слеза тихая, слеза чистая, изменит душу, не изменит лица; от нее не покраснеют глаза, – кроткое спокойствие пролиется в выражение лица, соделает его Ангелоподобным»[57].

Поэтому в молитве, по свт. Игнатию, должно всячески остерегаться порывов крови, возбуждения нервов, которые произведут лишь состояние плотского разгорячения, внесут в душу лишь темноту и неясность. Это состояние, хотя и может дать вещественное тепло сердцу, но не несет сердцу познания Истины, а потому не может сообщить душе мира помыслов, святого мира, который как раз унимает всякий плотской огонь, прохлаждает сердце хладом огня Божественного[58]. «Разнообразные движения крови, – говорит свт. Игнатий, – непременно сопряжены с рассеянностью, мечтательностью, обильным нашествием помыслов и ласкательствующих самолюбию картин... Замечай, при появлении обильных, вне обыкновенного порядка, помыслов и мечтаний, то состояние, в которое придет тогда кровь твоя: и научишься понимать ее греховное движение, и охраняться от него»[59].

Обращает внимание свт. Игнатий и на излишнее желание некоторых достичь соединения ума с сердцем путем низведения ума с дыханием в сердце: оно способно порождать вещественное разгорячение. В этом способе от усиленного давления умом на сердце в сердце является теплота, теплота именно как следствие подвига, усилия со стороны подвижника, и потому эта теплота сердца вещественная, не благодатная. При этом, если давление умом совершается в нижней части сердца, в его силу желания или естественного вожделения, расположенную там, где слышно биение сердца, то разгоряченная сила вожделения приведет в движение, по близкой связи, и половые части тела. И тогда от неправильного упражнения молитвой Иисусовой подвижник окажется в плотском разжении. При правильном использовании психофизических приемов, ум должен направляться к верхней части сердца, к его силе словесности, в которой сосредоточены все духовные ощущения. Но вещественная теплота, разгорячение крови и в этой части сердца совершенно ни к чему. Свт. Игнатий советует для погашения такой теплоты прикладывать к разгоряченным частям тела полотенце, намоченное водой летней температуры. Советует свт. Игнатий не увлекаться и психофизическими способами молитвы, как не заключающими в себе сути умного делания. «Когда Божественная благодать осенит молитвенный подвиг, и начнет соединять ум с сердцем, тогда вещественная кровяная теплота совершенно исчезнет. Молитвенное священнодействие тогда вполне изменяется: оно делается как бы природным, совершенно свободным и легким. Тогда является в сердце другая теплота, тонкая, невещественная, духовная, непроизводящая никакого разжения, – напротив того, прохлаждающая, просвещающая, орошающая, действующая как целительное, духовное, умащающее помазание, влекущая к неизреченному люблению Бога и человеков»[60].

7.5. ДОВЕРИЕ ЧУВСТВЕННЫМ ВИДЕНИЯМ МИРА ДУХОВНОГО

Одной из ошибок в прохождении умного делания является желание достичь духовных видений, а также принятие всего чувственно являемого из мира невидимого.

Свт. Игнатий указывает на то, что нам, во грехе родившимся и во грехе живущим, не свойственно общение со святыми Ангелами, мы, по состоянию своих душ, принадлежим к разряду ангелов падших, и поэтому чувственно являться нам могут лишь демоны[61]. Само ожидание каких-либо явлений из мира невидимого, как попытка удостоить себя какого-либо духовного дара, есть уже самообольщение. «Если в тебе кроется ожидание благодати, – говорит свт. Игнатий, – остерегись: ты в опасном положении! Такое ожидание свидетельствует о скрытном удостоении себя, а удостоение свидетельствует о таящемся самомнении, в котором гордость. За гордостью удобно последует, к ней удобно прилепляется прелесть»[62]. Невидящему своих грехов, не пришедшему от этого видения в смирение, ищущему посредством молитвы даров благодати удобно являются под видом Ангелов бесы. Все видения, все откровения со стороны падших ангелов не несут душе страха Божия и смирения, они льстят самолюбию заблуждающегося, тешат его любопытство и тщеславие, несут высокоумие, самомнение, нечистую радость[63].

Касательно всего этого особенно выразительно учение прп. Антония Великого, который претерпел в пустыне лютейшую брань со стороны падший духов. «Великое их множество в окружающем нас воздухе, и они недалеко от нас», – замечает относительно невидимых врагов великий наставник иночества[64]. Св. Антоний учит, что всякого христианина, преуспевающего в духовной жизни, демоны вначале искушают чрез лукавые помыслы. Если подвижник окажется тверд, тогда нападают не него посредством мечтательных приведений. Затем принимают не себя вид прорицателей, дабы подвижник поверил им, как будто предсказывающим правду. Если же подвижник окажется духовно тверд и в этом случае, «то приводят уже с собою князя своего»[65]. «Посему, когда демоны приходят к вам ночью, хотят возвестить будущее, или говорят: «Мы – Ангелы», не внимайте им; потому что лгут. Если будут они хвалить ваше подвижничество и ублажать вас, не слушайте их, и нимало не сближайтесь с ними, лучше же, себя и дом свой запечатлейте крестом и помолитесь»[66], также прп. Иоанн Лествичник замечает, что бесы способны легко принимать вид ангелов света или святых, причем сначала они могут явиться во сне, и если мы примем их, то они явятся и наяву[67]. Интересны и слова блж. Диадоха Фотикийского, что при видимом явлении «не пребывают они (бесы) в одном и том же образе, и вида своего не показывают долго не смятенным; потому что тем, чего нет в из произволении, но что заимствуют из своей только лживости, долго довольствоваться они не могут. При этом они много говорят и обещают великого, а еще больше угрозами стращают, принимая на себя нередко вид воинов; иногда припевают душе и что-нибудь льстивое с шумным криком»[68]. Если Святой Дух, как Бог, действует самовластно, внезапно и незримо изменяет ум и сердце смирившегося человека, просвещает их Истиной, то падший дух, под каким бы видом он ни явился, всегда действует как именно обольститель, пытается заручиться согласием человека на предлагаемую прелесть[69]. Действие этого так описывает свт. Игнатий: «Прелесть, когда приступает к человеку, мыслию ли, или мечтанием, или тонким мнением, или каким явлением, зримым чувственными очами, или гласом из поднебесной, слышимым чувственными ушами, – приступает всегда не как неограниченная властительница, но как обольстительница, ищущая в человеке согласия, от согласия его приемлющая власть над ним. Всегда действие ее, внутри ли оно, или снаружи человека, есть действие извне; человек может отвергнуть его. Всегда встречается прелесть первоначально некоторым сомнением сердца; не сомневаются о ней те, которыми она решительно возобладала. Никогда не соединяет прелесть рассеченного грехом человека, не останавливает движений крови, не наставляет подвижника на покаяние, не умаляет его пред ним самим; напротив того возбуждает в нем мечтательность, приводит в движение кровь, приносит ему какое-то безвкусное, ядовитое наслаждение, тонко льстит ему, внушает самомнение, устанавливает в душе идол я»[70]. При этом, сердце иногда лишь через значительное время распознает являвшееся ему обольщение.

Свт. Игнатий говорит о том, что видения могут случаться и от чрезмерных телесных подвигов, приводящих организм в измождение. Причем «до этих видений достигают не только люди подвижнической жизни, но и многие порочные, пришедшие каким-нибудь образом в измождение плоти. Телесные чувства их достигают какой-то особенной тонкости, – и они начинают видеть духов, слышать гласы, обонявать благоухания и зловония. Это состояние опасно, и многие пришедши в него, впали в прелесть»[71]. Никак нельзя допускать своему естеству доходить до такого состояния, а ко всем чувственным видениям должно хранить равнодушие. Нам ни к чему видения чувственные, доколе наши ум и сердце не приучились долгим временем и опытом к отличию добра от зла. Свт. Игнатий указывает на большее значение для нас видений и ощущений духовных, невещественных, являющихся в просвещении ума и сердца истиной Евангелия, видений, из которых важнейшее есть зрение глубины падения человека и таинства Искупления человека Богом[72].

1) Аскетические опыты. Т. I. С. 230

2) Слово о смерти. С. 58–59

3) Слова подвижнические. С. 329–330

4) Аскетические опыты. Т. I. С. 291

5) Слова подвижнические. С. 170

6) Духовные беседы. С. 135, также с. 92, 464–465

7) Подвижническое слово. // Добротолюбие. Т. 3. С. 57–58

8) Аскетические опыты. Т. I. С. 231–232. Приношение современному монашеству. С. 298

9) Аскетические опыты. Т. I. С. 213. Слово о смерти. С. 49

10) Слова подвижнические. С. 136–137

11) Наставление безмолвствующим. // Добротолюбие. Т. 5. С. 227

12) О молитве и безмолвии. // Там же. С. 233

13) Лествица. С. 206–207

14) Цветы прекрасные. С. 71

15) Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 322

16) Аскетические опыты. Т. I. С. 234

17) Наставления. // Добротолюбие. Т. 1. С. 41

18) Слово о молитве. // Добротолюбие. Т. 2. С. 215. Об этом же смотри: Григорий Синай, прп. Наставление безмолвствующим. О безмолвии и молитве. // Добротолюбие. Т. 5. С. 224, 233

19) Там же. С. 216

20) Аскетические опыты. Т. II. С. 165

21) Учение Игнатия Лойолы изложено в книге Лодыженского М. В. Мистическая трилогия: Свет Незримый. Православное братство во имя Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, 1998. С. 220–230

22) Аскетические опыты. Т. I. С. 244

23) Аскетические опыты. Т. I. С. 251

24) Аскетические опыты. Т. I. С. 247

25) Аскетические опыты. Т. I. С. 245

26) Аскетическая проповедь. С. 70

27) Аскетические опыты. Т. I. С. 247–248

28) Наставления. // Добротолюбие. Т. 1. С. 501

29) Духовные беседы. С. 80, 129, 205

30) Об осьми духах зала. // Добротолюбие. Т. 2. С. 265–266

31) Там же. С. 249

32) Там же. С. 250

33) Аскетические опыты. Т. I. С. 537

34) Отечник. С. 8

35) Умозрительные и деятельные главы. // Добротолюбие. Т. 3. С. 279

36) Там же.

37) Слова подвижнические. С. 236

38) Аскетические опыты. Т. II. С. 57

39) Аскетические опыты. Т. II. С. 52

40) Аскетические опыты. Т. II. С. 55

41) Подвижническое слово. // Добротолюбие. Т. 3. С. 63

42) Слова подвижнические. С. 258; Сотницы о любви. «» Добротолюбие. Т. 3. С. 164

43) Аскетические опыты. Т. I. С. 251

44) Аскетические опыты. Т. I. С. 119–122, 251
Там же. Т. II. С. 124–125. Приношение современному монашеству. С. 69

45) Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 358

46) Аскетические опыты. Т. I. С. 248

47) Двенадцать слов. Издание Оптинской пустыни. С. 494

48) Духовные беседы. С. 430

49) Аскетические опыты. Т. I. С. 253

50) Аскетические опыты. Т. I. С. 269
Там же. Т. II. С. 294–295. Приношение современному монашеству. С. 102–103. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 229, 258–259, 420–421

51) Слова подвижнические. С. 418–419

52) Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 230

53) Аскетические опыты. Т. II. С. 213–214

54) Аскетические опыты. Т. II. С. 215

55) Аскетические опыты. Т. II. С. 216. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 424

56) Аскетические опыты. Т. II. С. 213. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 254

57) Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 286

58) Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 254–255, 260, 420. Аскетические опыты. Т. I. С. 149

59) Приношение современному монашеству. С. 269

60) Аскетические опыты. Т. II. С. 296

61) Отечник. С. 25. Слово о смерти. С. 9

62) Аскетические опыты. Т. II. С. 321

63) Слово о смерти. С. 18

64) Афанасий Великий, свт. Житие преподобного отца нашего Антония. // Творения. Т. 3. С. 197

65) Там же. С. 198–199

66) Там же. С. 207

67) Лествица. С. 32

68) Подвижническое слово. // Добротолюбие. Т. 3. С. 27

69) Приношение современному монашеству. С. 65

70) Аскетические опыты. Т. II. С. 319

71) Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 231

72) Там же. С. 230–232, 547